![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
gertmanОльга Балла
Выращивая цельность: комментарий к черновику
Журнал «Знание-Сила» и его место в культуре
http://twunion.com/index.php?al=news&id=215&act=more
23 февраля 2013 года мы, сотрудники редакции журнала «Знание-Сила», проводили презентацию свежевышедших номеров нашего журнала в литературном клубе «Гараж» в подмосковном писательском посёлке Переделкино. То был, как ни удивительно, первый опыт общения с читателями, в том числе и потенциальными, в таком жанре – фактически, черновик. Устно, как известно, много не расскажешь – ограничены и время, и терпение аудитории, и способность автора-интроверта говорить перед публикой. Но зато ведь о том, что не успело быть сказанным или сказалось отрывочно и скомканно, - можно написать! Так мы и решили сделать.
Наш журнал существует непрерывно с 1926 года. Если говорить совсем точно, почти непрерывно: был перерыв на войну, с июня 1941 года до января 1946-го. Во всяком случае, ему уже 87 лет. За это время он прожил, несомненно, несколько разных жизней, которые, как может показаться, не объединяет как будто ничего, кроме названия. Но это не так: у всех обликов, которые журнал принимал в эти десятилетия, есть общие черты.
И в конце 1920-х – начале 1940-х, когда это был «Ежемесячный научно-популярный и приключенческий журнал для подростков», и позже, когда его аудитория расширилась и перестала ограничиваться возрастом, - нашему журналу были интересны, во-первых, разные области знания – одновременно разные, вот что важно, - этому только спустя много десятилетий после основания журнала придумали название «междисциплинарность», а у нас это было всегда, - и, во-вторых, связи между ними, их общая основа. Другой вопрос, что на каждом из этапов истории журнала она понималась по-разному.
Вначале эту основу составлял практический смысл приобретаемых знаний и их способность содействовать развитию страны, прежде всего техническому и промышленному.
Постепенно – начиная прямо с послевоенного 1946 года – интерес стал смещаться к открытию мира вообще, к новому и неожиданному в наших представлениях о нём. Если сначала наши юные читатели учились покорять и преобразовывать мир, то позже, в 1950-1960-е, они учились ему удивляться.
Затем, начиная с 1960-х, читатели вместе с нами стали открывать человека в мире, нелинейность человеческих смыслов; неотделимость науки от вольнодумства (характерная тема шестидесятых) и от занятия думающим и знающим человеком этически значимой позиции.
Я вообще думаю, что давно пора перестать вздыхать о том, что золотой век нашего журнала позади. А он, напомню, пришёлся на шестидесятые-семидесятые – когда счастливо совпали романтическая вера в науку и не менее романтическая уверенность в том, что наука, особенно точная и естественная – область, максимально свободная от вмешательства властей. Это безусловно было иллюзией, но свои плоды – и обильные - принесло. Даже своим внешним обликом журнал тогда резко выделялся на сером общесоветском фоне: в нём собралась блестящая компания художников-оформителей – Борис Жутовский, Юло Соостер, Илья Кабаков, Эрнст Неизвестный, Вагрич Бахчанян, Михаил Ромадин, Дмитрий Лион… Тогдашний главный редактор журнала, Нина Сергеевна Филиппова, не боялась публиковать и брать на работу инакомыслящих, которых в других местах не принимали. Тиражи при этом исчислялись сотнями тысяч – сейчас в такую цифру и поверить трудно. Понятно, что последнее было возможно только в условиях советского просветительского проекта, хочется даже сказать – просветительской утопии, - но, чёрт возьми, у этой утопии были вполне осязаемые результаты.
Во всяком случае, пора иметь новую концепцию – и новую утопию, и новые иллюзии, да, - ни утопий, ни иллюзий бояться не стоит, на них надо отваживаться - плодотворность их получила многократное подтверждение. И всё это у нас есть.
Смысл и сверхзадача нашего журнала – поиск общечеловеческих смыслов специального. В «Знание-Силе» с тех самых золотых времён, с шестидесятых, «запрограммирован» максимально широкий тематический диапазон, охватывающий, в пределе, «все» науки, как существующие, так и имеющие возникнуть в будущем – от астрофизики и географии до археологии и лингвистики. То есть, принимаются, - по идее, - материалы по любой из этих наук, если они написаны интересно и общепонятно. Но это ещё не всё. Понятно, что необъятного не обнимешь, и без объединяющей конструкции всего этого просто не вместить ни в читательское, ни в редакторское восприятие. Есть у нас и она! Объединяющая конструкция, - она же и главная тема «Знание – силы» ее лучших лет, на которой держатся и из которой следуют все прочие темы – это чувство связи: разных областей бытия друг с другом и всего бытия в целом – с человеком.
А две стороны научной мысли, гуманитарная и естественная – два крыла, сообщающие этой конструкции равновесие.
Нам интересны общие корни человека и мира. И те смыслы, которые объединяют, во-первых, разные области науки, во-вторых, науку в целом – с другими областями культуры, мысли и жизни.
Как и в шестидесятые, нам интересна наука в её общечеловеческих аспектах, «гуманитарных смыслах». Правда, мы уже не верим в неё так безоглядно, как тогда – мы научились видеть её как проблематичную человеческую деятельность, - отнюдь не единоспасающую, но очень важную. В которой, прежде всего, важны такие незаменимые, именно в науке более всего культивируемые качества, как критичность к собственным суждениям и стремление к их максимальной точности.
Как и тогда, мы пишем о математике – для филологов, об истории – для физиков, а Главный Вопрос ставим так: какое отношение происходящее в науке и культуре имеет к каждому из нас?
Одна из предпосылок нашей работы – представление о том, что по-настоящему полно человек живёт тогда, когда соотносит себя с культурным – и мировым – целым. Можно ли это назвать антропологической утопией? По-моему, можно. Назовём.
«Популяризация», то есть перевод на общечеловеческий язык событий и достижений науки примерно с середины шестидесятых воспринималась здесь как один из способов дать читателю увидеть эту связь – человека и мира, в какой бы области тот ни был специалистом. Помочь ему понять, что к сфере его занятий может иметь непосредственное отношение любая другая, что она способна стать для нее - и лично для него, читателя - источником смыслов. Это стоило бы назвать воспитанием цельности.
Вторая черта «Знание-Силы» в её сегодняшнем замысле, которая кажется мне характерной и достойной культивирования: интерес к переходным и пограничным культурным областям, к смысловым перекрёсткам, к неожиданным и неявным связям. К тому, как на пересечении взглядов разных наук возникает новое видение известного. А также – к тому, как возникают – вот прямо сейчас, на наших глазах – новые научные дисциплины, формы интеллектуального опыта, культурные практики. Как вам, например, гуманитарная география, разрабатываемая в последние лет двадцать Дмитрием Замятиным, геопоэтика – форма рефлексии о взаимодействиях и взаимовлияниях человека и пространства, которую у нас – параллельно её западной соименнице, восходящей к Кеннету Уайту, и с несколько другими смыслами - культивирует Крымский геопоэтический клуб во главе с Игорем Сидом? А наука о путешествиях, - точная, комплексная. междисциплинарная и цельная наука, которую – на перекрёстке многих дисциплин: географии, психологии, социологии, истории, лингвистики… - разрабатывает географ Владимир Каганский? Нам такое – очень интересно. Я бы даже сказала, интерес к этому – наша специфика.
Если говорить о характерных фигурах, вовлечённых в жизнь журнала и определяющих её дух и стиль, среди первых вспоминается наш многолетний автор, к сожалению, умерший в прошлом году, Вячеслав Глазычев – искусствовед и теоретик архитектуры, который занимался организацией городской среды и ее взаимодействием с человеком. При этом в своих занятиях он соединял социологию с архитектурой, психологию с экологией (понятой как наука об обживании среды и вообще о взаимодействии с ней), экономику с эстетикой. И возникает цельная область знаний - ее хочется назвать антропологией пространства.
Ещё пример нашего героя: Илья Пригожин, бельгийский химик русского происхождения. В своё время Пригожин от неравновесной термодинамики открытых систем пришёл к пересмотру базовых установок современного научного мышления – и мы писали о том, как его идеи оказались плодотворными во множестве областей, далёких от химии: в социологии, литературоведении, философии...
Отдел, который представляю я, называется «отдел философии и культурологии». И философия, и теория культуры (это выражение мне милее слова «культурология» как обладающее большей внутренней строгостью) как таковые занимают в этом отделе лишь определённые части – они делят это пространство с другими областями современного гуманитарного мышления: от, скажем, литературоведения до географии, теории архитектуры и любезной моему сердцу антропологии, - которые родственны философии, то есть проблематизируют человека как такового и его судьбу в мире.
Значит, наш отдел занимается не только – а то и не столько - наукой как таковой, сколько той размытой и многообразной областью, которая простирается между современным гуманитарным мышлением в его разных формах (от «строгой» науки до эссеистики с её интеллектуальным авантюризмом) – и более-менее массовым, непрофессиональным сознанием в той мере, в какой оно интересуется человеком и способами его существования. Взаимодействием (гуманитарных) наук и «вненаучного» сознания.
Михаил Наумович Эпштейн, которого, кстати, мы имеем честь числить среди наших авторов – и это ещё один пример безусловно нашего человека, - говорил о себе, что он занимается «гуманистикой»: разными формами гуманитарного сознания. Наш отдел - тоже. А если говорить более традиционно, то, по преимуществу, – культурной антропологией (существованием человека в культуре) и историей идей.
То есть, дело для нас – не только в популяризации научных представлений и адаптации их к общекультурному сознанию. Этим сегодня занимаются многие бумажные и электронные издания, и ничего нового в этом нет, хотя это само по себе совершенно необходимо. Задача же нашего журнала, рискну сказать, - антропологична. Говоря о науках и иных специализированных областях мысли, делая их прозрачными для тех, кто не включён в узкие круги носителей соответствующих знаний, - мы на самом деле говорим - со всеми, кто готов думать и узнавать - о человеке как таковом, о человеке «поверх барьеров» (но, по-настоящему, только внутри этих «барьеров», под их ограничивающей защитой и существующем), о его (смысловом) устройстве, судьбе, задачах. И именно это – наша уникальная и чрезвычайно важная культурная ниша.
Выращивая цельность: комментарий к черновику
Журнал «Знание-Сила» и его место в культуре
http://twunion.com/index.php?al=news&id=215&act=more
23 февраля 2013 года мы, сотрудники редакции журнала «Знание-Сила», проводили презентацию свежевышедших номеров нашего журнала в литературном клубе «Гараж» в подмосковном писательском посёлке Переделкино. То был, как ни удивительно, первый опыт общения с читателями, в том числе и потенциальными, в таком жанре – фактически, черновик. Устно, как известно, много не расскажешь – ограничены и время, и терпение аудитории, и способность автора-интроверта говорить перед публикой. Но зато ведь о том, что не успело быть сказанным или сказалось отрывочно и скомканно, - можно написать! Так мы и решили сделать.
Наш журнал существует непрерывно с 1926 года. Если говорить совсем точно, почти непрерывно: был перерыв на войну, с июня 1941 года до января 1946-го. Во всяком случае, ему уже 87 лет. За это время он прожил, несомненно, несколько разных жизней, которые, как может показаться, не объединяет как будто ничего, кроме названия. Но это не так: у всех обликов, которые журнал принимал в эти десятилетия, есть общие черты.
И в конце 1920-х – начале 1940-х, когда это был «Ежемесячный научно-популярный и приключенческий журнал для подростков», и позже, когда его аудитория расширилась и перестала ограничиваться возрастом, - нашему журналу были интересны, во-первых, разные области знания – одновременно разные, вот что важно, - этому только спустя много десятилетий после основания журнала придумали название «междисциплинарность», а у нас это было всегда, - и, во-вторых, связи между ними, их общая основа. Другой вопрос, что на каждом из этапов истории журнала она понималась по-разному.
Вначале эту основу составлял практический смысл приобретаемых знаний и их способность содействовать развитию страны, прежде всего техническому и промышленному.
Постепенно – начиная прямо с послевоенного 1946 года – интерес стал смещаться к открытию мира вообще, к новому и неожиданному в наших представлениях о нём. Если сначала наши юные читатели учились покорять и преобразовывать мир, то позже, в 1950-1960-е, они учились ему удивляться.
Затем, начиная с 1960-х, читатели вместе с нами стали открывать человека в мире, нелинейность человеческих смыслов; неотделимость науки от вольнодумства (характерная тема шестидесятых) и от занятия думающим и знающим человеком этически значимой позиции.
Я вообще думаю, что давно пора перестать вздыхать о том, что золотой век нашего журнала позади. А он, напомню, пришёлся на шестидесятые-семидесятые – когда счастливо совпали романтическая вера в науку и не менее романтическая уверенность в том, что наука, особенно точная и естественная – область, максимально свободная от вмешательства властей. Это безусловно было иллюзией, но свои плоды – и обильные - принесло. Даже своим внешним обликом журнал тогда резко выделялся на сером общесоветском фоне: в нём собралась блестящая компания художников-оформителей – Борис Жутовский, Юло Соостер, Илья Кабаков, Эрнст Неизвестный, Вагрич Бахчанян, Михаил Ромадин, Дмитрий Лион… Тогдашний главный редактор журнала, Нина Сергеевна Филиппова, не боялась публиковать и брать на работу инакомыслящих, которых в других местах не принимали. Тиражи при этом исчислялись сотнями тысяч – сейчас в такую цифру и поверить трудно. Понятно, что последнее было возможно только в условиях советского просветительского проекта, хочется даже сказать – просветительской утопии, - но, чёрт возьми, у этой утопии были вполне осязаемые результаты.
Во всяком случае, пора иметь новую концепцию – и новую утопию, и новые иллюзии, да, - ни утопий, ни иллюзий бояться не стоит, на них надо отваживаться - плодотворность их получила многократное подтверждение. И всё это у нас есть.
Смысл и сверхзадача нашего журнала – поиск общечеловеческих смыслов специального. В «Знание-Силе» с тех самых золотых времён, с шестидесятых, «запрограммирован» максимально широкий тематический диапазон, охватывающий, в пределе, «все» науки, как существующие, так и имеющие возникнуть в будущем – от астрофизики и географии до археологии и лингвистики. То есть, принимаются, - по идее, - материалы по любой из этих наук, если они написаны интересно и общепонятно. Но это ещё не всё. Понятно, что необъятного не обнимешь, и без объединяющей конструкции всего этого просто не вместить ни в читательское, ни в редакторское восприятие. Есть у нас и она! Объединяющая конструкция, - она же и главная тема «Знание – силы» ее лучших лет, на которой держатся и из которой следуют все прочие темы – это чувство связи: разных областей бытия друг с другом и всего бытия в целом – с человеком.
А две стороны научной мысли, гуманитарная и естественная – два крыла, сообщающие этой конструкции равновесие.
Нам интересны общие корни человека и мира. И те смыслы, которые объединяют, во-первых, разные области науки, во-вторых, науку в целом – с другими областями культуры, мысли и жизни.
Как и в шестидесятые, нам интересна наука в её общечеловеческих аспектах, «гуманитарных смыслах». Правда, мы уже не верим в неё так безоглядно, как тогда – мы научились видеть её как проблематичную человеческую деятельность, - отнюдь не единоспасающую, но очень важную. В которой, прежде всего, важны такие незаменимые, именно в науке более всего культивируемые качества, как критичность к собственным суждениям и стремление к их максимальной точности.
Как и тогда, мы пишем о математике – для филологов, об истории – для физиков, а Главный Вопрос ставим так: какое отношение происходящее в науке и культуре имеет к каждому из нас?
Одна из предпосылок нашей работы – представление о том, что по-настоящему полно человек живёт тогда, когда соотносит себя с культурным – и мировым – целым. Можно ли это назвать антропологической утопией? По-моему, можно. Назовём.
«Популяризация», то есть перевод на общечеловеческий язык событий и достижений науки примерно с середины шестидесятых воспринималась здесь как один из способов дать читателю увидеть эту связь – человека и мира, в какой бы области тот ни был специалистом. Помочь ему понять, что к сфере его занятий может иметь непосредственное отношение любая другая, что она способна стать для нее - и лично для него, читателя - источником смыслов. Это стоило бы назвать воспитанием цельности.
Вторая черта «Знание-Силы» в её сегодняшнем замысле, которая кажется мне характерной и достойной культивирования: интерес к переходным и пограничным культурным областям, к смысловым перекрёсткам, к неожиданным и неявным связям. К тому, как на пересечении взглядов разных наук возникает новое видение известного. А также – к тому, как возникают – вот прямо сейчас, на наших глазах – новые научные дисциплины, формы интеллектуального опыта, культурные практики. Как вам, например, гуманитарная география, разрабатываемая в последние лет двадцать Дмитрием Замятиным, геопоэтика – форма рефлексии о взаимодействиях и взаимовлияниях человека и пространства, которую у нас – параллельно её западной соименнице, восходящей к Кеннету Уайту, и с несколько другими смыслами - культивирует Крымский геопоэтический клуб во главе с Игорем Сидом? А наука о путешествиях, - точная, комплексная. междисциплинарная и цельная наука, которую – на перекрёстке многих дисциплин: географии, психологии, социологии, истории, лингвистики… - разрабатывает географ Владимир Каганский? Нам такое – очень интересно. Я бы даже сказала, интерес к этому – наша специфика.
Если говорить о характерных фигурах, вовлечённых в жизнь журнала и определяющих её дух и стиль, среди первых вспоминается наш многолетний автор, к сожалению, умерший в прошлом году, Вячеслав Глазычев – искусствовед и теоретик архитектуры, который занимался организацией городской среды и ее взаимодействием с человеком. При этом в своих занятиях он соединял социологию с архитектурой, психологию с экологией (понятой как наука об обживании среды и вообще о взаимодействии с ней), экономику с эстетикой. И возникает цельная область знаний - ее хочется назвать антропологией пространства.
Ещё пример нашего героя: Илья Пригожин, бельгийский химик русского происхождения. В своё время Пригожин от неравновесной термодинамики открытых систем пришёл к пересмотру базовых установок современного научного мышления – и мы писали о том, как его идеи оказались плодотворными во множестве областей, далёких от химии: в социологии, литературоведении, философии...
Отдел, который представляю я, называется «отдел философии и культурологии». И философия, и теория культуры (это выражение мне милее слова «культурология» как обладающее большей внутренней строгостью) как таковые занимают в этом отделе лишь определённые части – они делят это пространство с другими областями современного гуманитарного мышления: от, скажем, литературоведения до географии, теории архитектуры и любезной моему сердцу антропологии, - которые родственны философии, то есть проблематизируют человека как такового и его судьбу в мире.
Значит, наш отдел занимается не только – а то и не столько - наукой как таковой, сколько той размытой и многообразной областью, которая простирается между современным гуманитарным мышлением в его разных формах (от «строгой» науки до эссеистики с её интеллектуальным авантюризмом) – и более-менее массовым, непрофессиональным сознанием в той мере, в какой оно интересуется человеком и способами его существования. Взаимодействием (гуманитарных) наук и «вненаучного» сознания.
Михаил Наумович Эпштейн, которого, кстати, мы имеем честь числить среди наших авторов – и это ещё один пример безусловно нашего человека, - говорил о себе, что он занимается «гуманистикой»: разными формами гуманитарного сознания. Наш отдел - тоже. А если говорить более традиционно, то, по преимуществу, – культурной антропологией (существованием человека в культуре) и историей идей.
То есть, дело для нас – не только в популяризации научных представлений и адаптации их к общекультурному сознанию. Этим сегодня занимаются многие бумажные и электронные издания, и ничего нового в этом нет, хотя это само по себе совершенно необходимо. Задача же нашего журнала, рискну сказать, - антропологична. Говоря о науках и иных специализированных областях мысли, делая их прозрачными для тех, кто не включён в узкие круги носителей соответствующих знаний, - мы на самом деле говорим - со всеми, кто готов думать и узнавать - о человеке как таковом, о человеке «поверх барьеров» (но, по-настоящему, только внутри этих «барьеров», под их ограничивающей защитой и существующем), о его (смысловом) устройстве, судьбе, задачах. И именно это – наша уникальная и чрезвычайно важная культурная ниша.
