Примечания к ненаписанному

Ант Скаландис. Братья Стругацкие. М., АСТ; АСТ МОСКВА, 2008, 704 стр. с илл.

Писать о книге Анта Скаландиса (он же — писатель-фантаст Антон Молчанов) оказалось труднее, чем можно было ожидать. Еще не занеся руку над клавиатурой, рискуешь быть втянутой в полемику, начавшуюся, пожалуй, раньше, чем книга была написана. Полемическая же ситуация сама по себе так и провоцирует принять чью-либо сторону. Да еще, не приведи господь, непременно кого-нибудь обидишь.

Насыщенные страстями дискуссии вызвала не только книга, но даже рецензии на нее, задевшие почитателей Стругацких за живое чуть ли не одним тем фактом, что были написаны — притом людьми, явно не входящими в круг ценителей АБС и воспринимающими их работу и историческую роль с той или иной мерой скепсиса, во всяком случае — с дистанцией. Дело, скорее всего, не столько в самой книге, сколько в ожиданиях, в поле которых она попала тоже едва ли не до своего возникновения: теперь о ней, кажется, уже невозможно говорить, не принимая во внимание наговоренного в прессе и в блогах всего за несколько месяцев после ее выхода.

Все многообразие мнений сводится к нескольким типам, ( Read more... )

«Новый Мир» 2008, №2. - http://magazines.russ.ru/novyi_mi/2008/2/ba20-pr.html

Михаил Эпштейн. Амероссия: Избранная эссеистика. -  Mikhail Epstein. Amerussia: Selected Essays /Translated by Thomas Dolack, Thomas Epstein. Jeffrey Karlsen, Edward Skidelski, Slobodanka Vladiv-Glover. – М.: Серебряные нити, 2007, 504 с. – (Параллельные тексты).

В полной мере книгу могут оценить, наверно, только русско-английские билингвы – по крайней мере, те, кто владеет английским с достаточно высокой степенью виртуозности. Она, конечно, специально так задумана, чтобы разноязычные тексты – и отразившиеся в них, тоже весьма разные, чувства мира - подсвечивали друг друга. Не принадлежа к уверенным знатокам английского, я в силах судить лишь о двух аспектах этого издания: о русских текстах и о той последовательности – она же и цельность – в которую они выстраиваются. Вообще-то все вошедшие сюда тексты - по крайней мере, насколько я помню – издавались и раньше. Но здесь важен именно контекст, образуемый ими друг для друга.

Михаил Эпштейн, профессор университета Эмори (Атланта, США) - философ, филолог и эссеист (это отдельная экологическая ниша в культуре, во всяком случае - применительно к нашему автору. Причём в его случае она устроена так, что вбирает в себя две первые, более «конвенциональные» ниши). Для этой книги он отобрал эссе разных лет, в которых идёт речь о России – хотя бы и в облике Советского Союза, - Америке и их взаимоналожениях в восприятии человека, принадлежащего – теперь уже - к обеим культурам. И расположил их в прихотливом порядке, поместив «американское»  между «советским» и «российским», «как знак той культурной инаковости, “зарубежности” , которая теперь осваивается Россией как момент её самоопределения – выхода за собственные рубежи, расчёта со своей историей». В таких ситуациях без Другого, Чужого (а хоть бы и враждебного!) – никак.
( Read more... )

Роже Шартье. Письменная культура и общество. Перевод с французского И. К. Стаф. М., “Новое издательство”, 2006, 272 стр. (“А”).

"Новое издательство” неспроста выпустило книгу Роже Шартье в серии “А”, в рамках которой российскому читателю уже были представлены некоторые “знаковые” для гуманитарной мысли современного Запада авторы и тексты¹: французы почитают его как одного из своих самых значительных современных историков. Читающих по-русски Шартье успел заинтересовать публикациями в альманахе “Одиссей. Человек в истории”², переведенной у нас несколько лет назад книгой “Культурные истоки Французской революции” (М., “Искусство”, 2001) и опубликованным в “Новом литературном обозрении” (2003 /60/) диалогом с Пьером Бурдье. Вообще книги (всего их около двадцати) и статьи Шартье переведены на множество западных и восточных языков, а сам он возглавляет Центр исторических исследований при высшей школе общественных наук (EHESS) в Париже, успевая при этом преподавать во Франции и в США, организовывать международные конференции и вообще выступать в типично французской роли публичного интеллектуала. По счастью, при всей своей известности Шартье оказался свободен от “культового” статуса, которым были обременены на родине и за ее рубежами такие его соотечественники, как, скажем, Мишель Фуко, Жан-Поль Сартр или Жак Деррида. Думается, именно по счастью: это сохраняет читательский взгляд более беспристрастным.

В очерках, составивших сборник (увы, “Письменная культура и общество” — именно сборник; а почему “увы”, о том чуть ниже), представлена история одной из стержневых практик западной логоцентричной культуры — чтения, взаимоотношения человека и текста и того влияния, которое текст оказывает на своих реципиентов.( Read more... )