Служба связи
Aug. 11th, 2012 03:20 am![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
gertmanОльга Балла
Служба связи
Знание-Сила. - № 8. – 2012.
Карл Левитин. Научная журналистика как составная часть знаний и умений любого учёного. – М.: АНО «Журнал «Экология и жизнь», 2012. – 304 с. – (Библиотека журнала «Экология и жизнь»)
Учёного, да ещё и любого?! – изумится читатель, взяв в руки книгу. Вроде бы у науки совсем другие задачи, а у учёных – в принципе другие заботы. Допустим, это так. Но в таком случае - какие? Если попытаться ответить одной фразой – выяснение истины (об устройстве мира) и перевод её на человеческий язык. Агааа…
Дело в том, что - вы не поверите – научная журналистика занимается в точности тем же самым. И выяснением истины (опечатки тут нет: именно выяснением, а не, скажем, передачей её, готовенькой, от более компетентных людей - к менее компетентным), причём именно об устройстве мира (а не (только) о том, что на этот счёт в текущую историческую эпоху думают профессионалы-учёные), и переводом её на человеческие языки. Вы, наверное, уже догадываетесь, что этих языков на самом деле множество. Даже в пределах одной культуры. Скажем, язык графиков, формул и цифр – это один язык. Полный терминов и прочих необходимых условностей язык профессионалов (созданный, между прочим, специально для того, чтобы обозначить принципиальное, структурное и качественное отличие науки от обыденного сознания и препятствовать проникновению в науку профанов) - ещё один. Ну и, наконец, – тот, что понятен всем людям одной культуры, независимо от их профессиональных знаний и умений.
Вот. Именно с этим общим языком работает, на него и переводит с языков специальных (многое зная и о непереводимом) эта особенная журналистика. Она выясняет (проясняет, делает более отчётливым в общекультурном сознании), как соотносится научное знание её времени с составом культуры в целом и, наконец – что ещё более интересно, но совсем уж, кажется, мало понято – с жизненными смыслами каждого из нас. Показывает, как научное, специальное знание работает на культуру в целом и что оно само из неё получает. Научная журналистика – служба связи (между различно организованными областями мира), притом такая, которая эту связь сама же постоянно и выстраивает. Постоянно – потому что и научное, и общекультурное сознание меняются. Оба они – величины динамические.
Конечно, это - особенный род опыта, нуждающийся в отдельном осмыслении. Вообще-то научная журналистика (почитаемая обыкновенно за пренебрежимо вторичную деятельность: мудрено ли комментировать чужие результаты и упрощённо – а значит, многое теряя, если не искажая - пересказывать их непосвящённым?) очень плохо отрефлектирована как культурная форма. Тем ценнее вышедшая недавно в «Библиотеке журнала «Экология и жизнь»» книга книга Карла Левитина.
Именно такому, очень недостающему сегодня в нашей культуре пониманию научной журналистики книга и посвящена – точнее, она просто демонстрирует нам это понимание в действии. Она буквально отвечает на вопрос, «как это делается», - причём даже дважды: и теоретически, и практически. В форме курса лекций о смыслах научной журналистики, читанного автором в течение десяти лет в разных странах и на разных языках и нескольких статей - примеров работы этого рода (впрочем, назвать их «статьями» было бы несомненным огрублением: чтобы объяснить, как устроена деятельность разных полушарий мозга и сотрудничество, Левитин в своё время написал целый детектив, притом с лирической компонентой. Из него, кстати, заинтересованный читатель узнает кое-что и о работе редакции «Знание-Силы» в восьмидесятые годы). В каком-то смысле книга способна служить учебником для начинающих коллег автора – научных журналистов и путеводителем для тех, кто хочет составить себе представление о том, ради чего всё-таки стараются эти странные люди.
Писатель и научный журналист, «легенда и классик» своей области, как пишет в предисловии к сборнику его составитель Александр Самсонов, многолетний сотрудник «Знание-Силы» Карл Левитин (1936-2010) знал предмет изнутри, как, пожалуй, мало кто. Более того, он его даже и создавал – Левитина, несомненно, следует отнести к числу тех, кто культивировал и развивал в нашей стране научную журналистику как жанр мышления. И, раз мы уж заговорили о языках – он действительно был полиглотом: владел не только разными языками, но и разными субкультурными идиолектами – и научным, и художественным, и тем самым общечеловеческим, на котором умел ярко и точно говорить о сложном – без огрубляющих упрощений.
В девяти составивших основу книги статьях Левитин раскладывает этот жанр на его основные аспекты – составляет как бы его мини-энциклопедию, отвечая на самые типовые вопросы, способные возникнуть у несведущего человека. Он рассказывает о целях и задачах научной журналистики, её «основной проблеме» (да, есть и такая – а это значит, что мы имеем дело с целостной областью мысли), о разных её инструментах: метафорах и образах, о связях её со смежными и родственными областями культурного мира – в число которых входят не только наука и обыденное сознание, но и художественная литература, и «просто» журналистика, пишущая о событиях вненаучных, однако вплетённых с научными в общее культурное поле: с каждой из этих областей научная журналистика вправе обмениваться инструментами и результатами.
Речь неминуемо заходит и о том, чем стоит считать научную журналистику – искусством или наукой? И вообще, чего между этими областями больше – различий или общности? Как отвечает на этот вопрос автор – вы, надеюсь, прочитаете. Мне же хочется добавить, что, пожалуй, в этом занятии есть кое-что и от философии. И вот почему: оно уже само по себе – суждение и свидетельство об определённом устройстве мира.
На эту мысль наводит и второй, образный смысловой ряд книги – комментирующий первый, словесный. Его составляют гравюры голландского художника-графика Маурица Корнелиса Эшера. Разумеется, это не просто иллюстрации. Они тут не только потому, что Эшер был любимым художником Левитина, а для «Знание-Силы» - пожалуй, одним из знаковых художников. Его картины – зрительное воплощение того, о чём своими средствами говорит и научная журналистика: взаимопроникновения разнородного (например, науки и ненаучного, разума и воображения, логики и алогичного) и объемлющего всё разнородное единства, парадоксальности мира и его цельности. А ещё – дремлющей внутри вроде бы конечного, свернувшейся внутри него напряжённым клубком бесконечности – способной вынырнуть в каждой точке. Так ведь Левитин же – именно об этом.
Дело в том, что для Левитина – хотя прямо он об этом не говорит, у него немного другой лексикон, но мы-то может догадаться – речь в связи с научной журналистикой идёт не только о просвещении в его классическом смысле: как о наполнении ума знаниями и о создании в нём ясности (а также критичности к усвоенной информации). Всё это прекрасно и совершенно необходимо, но этого недостаточно. Есть задача и менее явная – и более глубокая: воспитание (и не только у тех, кому адресуются тексты научного журналиста – но и у него самого) определённого чувства мира. Чувства той самой его цельности, пронизанности всепроникающими связями, которая не схватывается одним только рассудком - без этого чувства, опережающего рациональный ум и напоминающего тому о его принципиальной ограниченности, любые выстроенные таким умом картины обречены рассыпаться на фрагменты.
Так почему всё-таки – мы ведь так и не ответили на вопрос, возникший в самом начале! – научная журналистика непременно должна входить в состав знаний и умений любого учёного? Очень просто: журналистика этого рода – умение видеть необходимые связи между своей профессиональной областью – включая самые специальные и отвлечённые её участки - и сферой общечеловеческого. Это умение может воплощаться в форме популярных статей, может в ней и не воплощаться; но можете ли вы себе представить учёного вообще без такого видения? Я – нет.
Служба связи
Знание-Сила. - № 8. – 2012.
Карл Левитин. Научная журналистика как составная часть знаний и умений любого учёного. – М.: АНО «Журнал «Экология и жизнь», 2012. – 304 с. – (Библиотека журнала «Экология и жизнь»)
Учёного, да ещё и любого?! – изумится читатель, взяв в руки книгу. Вроде бы у науки совсем другие задачи, а у учёных – в принципе другие заботы. Допустим, это так. Но в таком случае - какие? Если попытаться ответить одной фразой – выяснение истины (об устройстве мира) и перевод её на человеческий язык. Агааа…
Дело в том, что - вы не поверите – научная журналистика занимается в точности тем же самым. И выяснением истины (опечатки тут нет: именно выяснением, а не, скажем, передачей её, готовенькой, от более компетентных людей - к менее компетентным), причём именно об устройстве мира (а не (только) о том, что на этот счёт в текущую историческую эпоху думают профессионалы-учёные), и переводом её на человеческие языки. Вы, наверное, уже догадываетесь, что этих языков на самом деле множество. Даже в пределах одной культуры. Скажем, язык графиков, формул и цифр – это один язык. Полный терминов и прочих необходимых условностей язык профессионалов (созданный, между прочим, специально для того, чтобы обозначить принципиальное, структурное и качественное отличие науки от обыденного сознания и препятствовать проникновению в науку профанов) - ещё один. Ну и, наконец, – тот, что понятен всем людям одной культуры, независимо от их профессиональных знаний и умений.
Вот. Именно с этим общим языком работает, на него и переводит с языков специальных (многое зная и о непереводимом) эта особенная журналистика. Она выясняет (проясняет, делает более отчётливым в общекультурном сознании), как соотносится научное знание её времени с составом культуры в целом и, наконец – что ещё более интересно, но совсем уж, кажется, мало понято – с жизненными смыслами каждого из нас. Показывает, как научное, специальное знание работает на культуру в целом и что оно само из неё получает. Научная журналистика – служба связи (между различно организованными областями мира), притом такая, которая эту связь сама же постоянно и выстраивает. Постоянно – потому что и научное, и общекультурное сознание меняются. Оба они – величины динамические.
Конечно, это - особенный род опыта, нуждающийся в отдельном осмыслении. Вообще-то научная журналистика (почитаемая обыкновенно за пренебрежимо вторичную деятельность: мудрено ли комментировать чужие результаты и упрощённо – а значит, многое теряя, если не искажая - пересказывать их непосвящённым?) очень плохо отрефлектирована как культурная форма. Тем ценнее вышедшая недавно в «Библиотеке журнала «Экология и жизнь»» книга книга Карла Левитина.
Именно такому, очень недостающему сегодня в нашей культуре пониманию научной журналистики книга и посвящена – точнее, она просто демонстрирует нам это понимание в действии. Она буквально отвечает на вопрос, «как это делается», - причём даже дважды: и теоретически, и практически. В форме курса лекций о смыслах научной журналистики, читанного автором в течение десяти лет в разных странах и на разных языках и нескольких статей - примеров работы этого рода (впрочем, назвать их «статьями» было бы несомненным огрублением: чтобы объяснить, как устроена деятельность разных полушарий мозга и сотрудничество, Левитин в своё время написал целый детектив, притом с лирической компонентой. Из него, кстати, заинтересованный читатель узнает кое-что и о работе редакции «Знание-Силы» в восьмидесятые годы). В каком-то смысле книга способна служить учебником для начинающих коллег автора – научных журналистов и путеводителем для тех, кто хочет составить себе представление о том, ради чего всё-таки стараются эти странные люди.
Писатель и научный журналист, «легенда и классик» своей области, как пишет в предисловии к сборнику его составитель Александр Самсонов, многолетний сотрудник «Знание-Силы» Карл Левитин (1936-2010) знал предмет изнутри, как, пожалуй, мало кто. Более того, он его даже и создавал – Левитина, несомненно, следует отнести к числу тех, кто культивировал и развивал в нашей стране научную журналистику как жанр мышления. И, раз мы уж заговорили о языках – он действительно был полиглотом: владел не только разными языками, но и разными субкультурными идиолектами – и научным, и художественным, и тем самым общечеловеческим, на котором умел ярко и точно говорить о сложном – без огрубляющих упрощений.
В девяти составивших основу книги статьях Левитин раскладывает этот жанр на его основные аспекты – составляет как бы его мини-энциклопедию, отвечая на самые типовые вопросы, способные возникнуть у несведущего человека. Он рассказывает о целях и задачах научной журналистики, её «основной проблеме» (да, есть и такая – а это значит, что мы имеем дело с целостной областью мысли), о разных её инструментах: метафорах и образах, о связях её со смежными и родственными областями культурного мира – в число которых входят не только наука и обыденное сознание, но и художественная литература, и «просто» журналистика, пишущая о событиях вненаучных, однако вплетённых с научными в общее культурное поле: с каждой из этих областей научная журналистика вправе обмениваться инструментами и результатами.
Речь неминуемо заходит и о том, чем стоит считать научную журналистику – искусством или наукой? И вообще, чего между этими областями больше – различий или общности? Как отвечает на этот вопрос автор – вы, надеюсь, прочитаете. Мне же хочется добавить, что, пожалуй, в этом занятии есть кое-что и от философии. И вот почему: оно уже само по себе – суждение и свидетельство об определённом устройстве мира.
На эту мысль наводит и второй, образный смысловой ряд книги – комментирующий первый, словесный. Его составляют гравюры голландского художника-графика Маурица Корнелиса Эшера. Разумеется, это не просто иллюстрации. Они тут не только потому, что Эшер был любимым художником Левитина, а для «Знание-Силы» - пожалуй, одним из знаковых художников. Его картины – зрительное воплощение того, о чём своими средствами говорит и научная журналистика: взаимопроникновения разнородного (например, науки и ненаучного, разума и воображения, логики и алогичного) и объемлющего всё разнородное единства, парадоксальности мира и его цельности. А ещё – дремлющей внутри вроде бы конечного, свернувшейся внутри него напряжённым клубком бесконечности – способной вынырнуть в каждой точке. Так ведь Левитин же – именно об этом.
Дело в том, что для Левитина – хотя прямо он об этом не говорит, у него немного другой лексикон, но мы-то может догадаться – речь в связи с научной журналистикой идёт не только о просвещении в его классическом смысле: как о наполнении ума знаниями и о создании в нём ясности (а также критичности к усвоенной информации). Всё это прекрасно и совершенно необходимо, но этого недостаточно. Есть задача и менее явная – и более глубокая: воспитание (и не только у тех, кому адресуются тексты научного журналиста – но и у него самого) определённого чувства мира. Чувства той самой его цельности, пронизанности всепроникающими связями, которая не схватывается одним только рассудком - без этого чувства, опережающего рациональный ум и напоминающего тому о его принципиальной ограниченности, любые выстроенные таким умом картины обречены рассыпаться на фрагменты.
Так почему всё-таки – мы ведь так и не ответили на вопрос, возникший в самом начале! – научная журналистика непременно должна входить в состав знаний и умений любого учёного? Очень просто: журналистика этого рода – умение видеть необходимые связи между своей профессиональной областью – включая самые специальные и отвлечённые её участки - и сферой общечеловеческого. Это умение может воплощаться в форме популярных статей, может в ней и не воплощаться; но можете ли вы себе представить учёного вообще без такого видения? Я – нет.
