![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
Путешествие в слово
Художественная антропология Дмитрия Бавильского
Дружба народов. - № 7. - 2011. = http://magazines.russ.ru/druzhba/2011/7/ba14.html
Место Дмитрия Бавильского в сегодняшней русской культуре, дерзну сказать, уникально – хотя внешне оно может быть обозначено вполне традиционно. Впрочем, поначалу всё действительно укладывалось в традиционные рамки.
По образованию – филолог, специалист по зарубежной литературе, он начинал как писатель. Издал два сборника стихов: «Невозможность путешествий» (1990) и «Ангина» (1993) и один - рассказов: «Азбучные истины. Ленивые рассказы переходного периода» (США: Franc-tireur, 2008). Написал ещё цикл рассказов «Праздные люди» (2007-2008) и несколько романов – переведённых, кстати, на многие европейские языки: «Вавилонская библиотека» (1998), «Семейство паслёновых (Знаки препинания)» (2002), «Нодельма» (2003), «Едоки картофеля» (2003), «Ангелы на первом месте» (2005), «Сделано в ССССР» (2008) и пьес: «Чтение карты наощупь» (1991, опубликована в 1997), «Нужно чаще смотреть на луну» (1991), «Чёрный праздник» (1992), «Секс по телефону» (1994). Выпустил книгу диалогов с Олегом Куликом об искусстве под сочным названием «Скотомизация» (2004). Работает как литературный и художественный критик: публикует рецензии, обзоры выставок, концертов, спекталей. Делает серию интервью с современными композиторами, которые надеется со временем собрать в книгу – и которые, несомненно, представляют собой цельный проект.
Самое интересное, однако, не в этом. А в том, что в своих книгах последних лет – «Вавилонской шахте» (США: Franc-Tireur, 2010) и «Саде камней» (М.: НЛО, 2011), а также в Живом Журнале как отдельном литературном проекте - Бавильский перешёл к особому (и, по-моему, остающемуся пока без внятного культурного осмысления) типу освоения художественной реальности.
Такое освоение, безусловно, родственно критике - хотя бы уже потому, что занято прежде всего искусством. Не в меньшей степени родственно оно, однако, и своеобразному дневниковому письму, которое Бавильский практикует в ЖЖ (из него и растёт!): это - особый «внутренний» дневник, - дневник внутренних событий, - но очень подпитывающийся внешним и адресованный внешнему читателю: публичная интроспекция.
Подстерегатель реальности, выговариватель её неявных, молчаливых, почти не замечаемых движений, в отношении явлений искусства он делает примерно то же, что «с жизнью вообще» - в ЖЖ: вытягивает в слово то, чему более привычно оставаться не выговоренным. Звук. Изображение. Организацию художественного пространства на выставках. То, что происходит с человеком, когда он всё это воспринимает.
Не знаю, назвал бы Бавильский сам себя исследователем, но звания экспериментатора он уж точно заслуживает. Он ставит опыты на себе - исследуя взаимоотношения человека со словом и с разными формами несловесного, в котором несловесный художественный опыт представляет собой всего лишь частный случай, хотя безусловно выделенный. А тем самым (вопреки бесконечным заявлениям о конце «литературоцентризма») – и возможности слова вообще, которые на самом-то деле далеко не все ещё освоены и поняты.
Он исследует - проживая и фиксируя прожитое - структуры художественного опыта зрителя-слушателя. Будучи обыкновенно погружён в каждом данном случае в восприятие какого-то одного вида искусства, человек всегда втягивает в него едва ли не весь свой опыт в целом, и не только художественный – включая телесный, не разделяя его с эмоциональным и умственным. И Бавильский показывает, как это делается. Примечательно, что один из тэгов в его Живом Журнале – «Физиология музыки». Это – об искусстве, но искусствоведение ли? Скорее – своего рода антропология. Причём художественная.
Хотя то, что делает Бавильский, вроде бы явный нон-фикшн, назвать это «не художественной» литературой язык не поворачивается. Она именно художественная: образная, насыщенная реминисценциями из разных пластов культурного опыта, среди которых ведущий, постоянный источник скрытых и явных цитат – разумеется, литература.
Как-то один географ объяснял, чем отличается путешествие от экспедиции: в экспедиции, говорил он, человек работает с посещаемым пространством как инструмент (собственного исследования), а в путешествии проживает это пространство всей цельностью себя. Так вот, кажется, Бавильский делает со словом – и с сопредельными областями несловесного - именно это.
Всё это и подвигло нашего корреспондента расспросить Дмитрия о том, как ему самому видится собственная культурная работа, её задачи и перспективы.
= Для начала, Дмитрий, мне бы хотелось определить Ваше место на современной литературной карте – и представить себе, как для Вас эта карта выглядит. Поскольку Вы в одном из своих – важных - обликов литературный критик, интересно прежде всего узнать, что из происходящего в нашей литературе сейчас кажется Вам самым интересным – и наиболее перспективным? Я здесь имею в виде не столько авторов (хотя и их тоже), сколько тенденции смысло- и формообразования.
( Read more... )
Художественная антропология Дмитрия Бавильского
Дружба народов. - № 7. - 2011. = http://magazines.russ.ru/druzhba/2011/7/ba14.html
Место Дмитрия Бавильского в сегодняшней русской культуре, дерзну сказать, уникально – хотя внешне оно может быть обозначено вполне традиционно. Впрочем, поначалу всё действительно укладывалось в традиционные рамки.
По образованию – филолог, специалист по зарубежной литературе, он начинал как писатель. Издал два сборника стихов: «Невозможность путешествий» (1990) и «Ангина» (1993) и один - рассказов: «Азбучные истины. Ленивые рассказы переходного периода» (США: Franc-tireur, 2008). Написал ещё цикл рассказов «Праздные люди» (2007-2008) и несколько романов – переведённых, кстати, на многие европейские языки: «Вавилонская библиотека» (1998), «Семейство паслёновых (Знаки препинания)» (2002), «Нодельма» (2003), «Едоки картофеля» (2003), «Ангелы на первом месте» (2005), «Сделано в ССССР» (2008) и пьес: «Чтение карты наощупь» (1991, опубликована в 1997), «Нужно чаще смотреть на луну» (1991), «Чёрный праздник» (1992), «Секс по телефону» (1994). Выпустил книгу диалогов с Олегом Куликом об искусстве под сочным названием «Скотомизация» (2004). Работает как литературный и художественный критик: публикует рецензии, обзоры выставок, концертов, спекталей. Делает серию интервью с современными композиторами, которые надеется со временем собрать в книгу – и которые, несомненно, представляют собой цельный проект.
Самое интересное, однако, не в этом. А в том, что в своих книгах последних лет – «Вавилонской шахте» (США: Franc-Tireur, 2010) и «Саде камней» (М.: НЛО, 2011), а также в Живом Журнале как отдельном литературном проекте - Бавильский перешёл к особому (и, по-моему, остающемуся пока без внятного культурного осмысления) типу освоения художественной реальности.
Такое освоение, безусловно, родственно критике - хотя бы уже потому, что занято прежде всего искусством. Не в меньшей степени родственно оно, однако, и своеобразному дневниковому письму, которое Бавильский практикует в ЖЖ (из него и растёт!): это - особый «внутренний» дневник, - дневник внутренних событий, - но очень подпитывающийся внешним и адресованный внешнему читателю: публичная интроспекция.
Подстерегатель реальности, выговариватель её неявных, молчаливых, почти не замечаемых движений, в отношении явлений искусства он делает примерно то же, что «с жизнью вообще» - в ЖЖ: вытягивает в слово то, чему более привычно оставаться не выговоренным. Звук. Изображение. Организацию художественного пространства на выставках. То, что происходит с человеком, когда он всё это воспринимает.
Не знаю, назвал бы Бавильский сам себя исследователем, но звания экспериментатора он уж точно заслуживает. Он ставит опыты на себе - исследуя взаимоотношения человека со словом и с разными формами несловесного, в котором несловесный художественный опыт представляет собой всего лишь частный случай, хотя безусловно выделенный. А тем самым (вопреки бесконечным заявлениям о конце «литературоцентризма») – и возможности слова вообще, которые на самом-то деле далеко не все ещё освоены и поняты.
Он исследует - проживая и фиксируя прожитое - структуры художественного опыта зрителя-слушателя. Будучи обыкновенно погружён в каждом данном случае в восприятие какого-то одного вида искусства, человек всегда втягивает в него едва ли не весь свой опыт в целом, и не только художественный – включая телесный, не разделяя его с эмоциональным и умственным. И Бавильский показывает, как это делается. Примечательно, что один из тэгов в его Живом Журнале – «Физиология музыки». Это – об искусстве, но искусствоведение ли? Скорее – своего рода антропология. Причём художественная.
Хотя то, что делает Бавильский, вроде бы явный нон-фикшн, назвать это «не художественной» литературой язык не поворачивается. Она именно художественная: образная, насыщенная реминисценциями из разных пластов культурного опыта, среди которых ведущий, постоянный источник скрытых и явных цитат – разумеется, литература.
Как-то один географ объяснял, чем отличается путешествие от экспедиции: в экспедиции, говорил он, человек работает с посещаемым пространством как инструмент (собственного исследования), а в путешествии проживает это пространство всей цельностью себя. Так вот, кажется, Бавильский делает со словом – и с сопредельными областями несловесного - именно это.
Всё это и подвигло нашего корреспондента расспросить Дмитрия о том, как ему самому видится собственная культурная работа, её задачи и перспективы.
= Для начала, Дмитрий, мне бы хотелось определить Ваше место на современной литературной карте – и представить себе, как для Вас эта карта выглядит. Поскольку Вы в одном из своих – важных - обликов литературный критик, интересно прежде всего узнать, что из происходящего в нашей литературе сейчас кажется Вам самым интересным – и наиболее перспективным? Я здесь имею в виде не столько авторов (хотя и их тоже), сколько тенденции смысло- и формообразования.
( Read more... )
