Увидеть невидимое
Sep. 23rd, 2007 03:07 am![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
gertmanУвидеть невидимое: опыты интеллектуального зрения
Ольга Балла
http://www.russ.ru/culture/krug_chteniya/uvidet_nevidimoe_opyty_intellektual_nogo_zreniya
Визуальная антропология: новые взгляды на социальную реальность. - Сб. науч. ст. / Под ред. Е.Р.Ярской-Смирновой, П.В.Романова, В.Л.Круткина. - Саратов: Научная книга, 2007. - 528 с. - (Библиотека журнала исследований социальной политики).
В июле прошлого года произошло сразу несколько событий, сделавших эту книгу и возможной и даже необходимой. Во-первых, саратовский Центр социальной политики и гендерных исследований (ЦСПГИ) при поддержке Саратовского государственного технического университета, Фонда Форда и Центра социологического образования Института социологии РАН (Москва) провели в Саратове летние курсы по визуальным исследованиям (http://www.ethnonet.ru/ru/news/conferences/05jule_06.html ). Во-вторых, там же состоялась конференция "Визуальная антропология: новые взгляды на социальную реальность" (http://www.ecsocman.edu.ru/db/msg/247316.html ) (1) , организованная тем же ЦСПГИ совместно с кафедрой социальной антропологии и социальной работы СГТУ при поддержке Российского фонда фундаментальных исследований. Она-то и дала сборнику и название, и основную часть вошедших сюда материалов.
2006 год вообще, по словам редакторов сборника, "оказался богатым на события в области визуальной антропологии и визуальных методов в целом" (2) . Кроме саратовских курсов и конференции тем же летом в Вильнюсе - в рамках трехлетнего проекта международного Европейского гуманитарного университета и Вильнюсского университета - состоялись семинар и летняя школа по визуальным культурным исследованиям (http://viscult.ehu.lt/article.php?id=4 ). А осенью того же года в Москве - международный фестиваль (уже третий!) (3) и в его рамках конференция по визуальной антропологии.
Все это - несомненное свидетельство по крайней мере одного: того, что визуальные исследования сегодня явно имеют статус актуальных. И еще - того, что накоплена уже некоторая "критическая масса" опыта работы в этих областях и набранный опыт требует вывести осмысление визуальности на качественно новый уровень.
Результат соответствующих усилий - перед нами.
Результат, конечно, еще очень промежуточный. Стоило бы даже сказать - начальный: возраст визуальной антропологии как направления мысли, по самому большому счету, не так уж велик. Именно как направления мысли, поскольку она - как утверждают редакторы книги - от звания "точной предметной области" (4) , во всяком случае пока, отказывается. Сегодня она готова называться лишь "обобщенным названием совокупности стратегий исследования" (5) - над представленным здесь совместным проектом, например, работали антропологи, философы, социологи, филологи и историки. Воспринимая себя как продолжение "отечественной этнографической традиции" (6) и ставя себе задачей "изучение аудиовизуального наследия мировой и отечественной этнографии, фиксацию современной жизни народов, исследование визуальных форм культур и создание аудиовизуальных архивов" (7) , а главное - выработку адекватных теоретических средств для осмысления всего этого, она, однако, не согласна целиком укладываться в рамки науки и располагает себя "на стыке медиа и власти, между антропологией (наукой) и кинематографом (искусством)" (8) . Впрочем, в сборнике представлены исключительно образчики научной рефлексии, так что, взявшись говорить о визуальной антропологии как о науке, хотя бы и потенциальной, - мы все-таки не слишком ошибемся.
Визуальная антропология сейчас находится, пожалуй, в самой интересной из стадий развития - в стадии активной выработки самой себя. И, как при этом и положено, втягивает в свою орбиту, пробует на анализирующий зуб всевозможный культурный материал, отвечал бы только понятию "визуальная репрезентация". Ею же способно оказаться практически что угодно - не только "кинематограф, фотография, живопись, реклама, медиа" (9) , но и устройство цветочной клумбы (10) , фонарь, телефонная будка (11) , профессиональная одежда врачей (12) - вообще все, что выхватит из мирового целого взгляд, сформированный культурой. "Предметы, вовлеченные в визуальный опыт, а тем более изображения, перестают быть "вещами природы"; более того - "сталкиваясь с ними в плане видения, исследователь начинает иметь дело с планом невидимого" (13) . Именно оно интересует сегодня исследователей в визуальных объектах - этим и отличается новый подход к визуальным объектам от старого доброго их восприятия.
Социология и антропология использовали визуальные образы в изучении "экзотических" и "примитивных" народов еще лет сто назад, и даже "очень широко" (14) , видя в них, однако, не столько самостоятельный источник смыслов, сколько иллюстрации к выраженному в слове. Последнее казалось несравненно более информативным.
Нынешний взгляд (что в условиях экспансии зрительных образов в современной культуре совершенно не удивительно) уже не доверяет изображению так простодушно, как, скажем, еще век назад. Если прежде оно прочитывалось вполне буквально, то сегодняшние исследователи читают у него "между строк" - анализируя его "предысторию и вскрывая подтексты" (15) , исходя из представлений о "культурологической основе видения и конструктивной природе воображения" (16) . Учатся проделывать с ним то же, что уже давно делают со "словесными" текстами. Ловить его на том, в чем оно проговаривается, подмечать, о чем оно умалчивает. Зрительный образ предстает как один из типов социального знания. Он - "контекст культурного производства, социального взаимодействия и индивидуального опыта" (17) - превращается из бесхитростной иллюстрации в сложный симптом, нуждающийся в терпеливой, грамотной и осторожной расшифровке. Тем более, что - как замечает одна из авторов - "визуальное заведомо шире проговариваемого" (18) , а значит, и куда информативнее его.
Насыщенность неявными смыслами - лишь одна сторона образа. Есть и вторая, которая тоже подвергается здесь активному теоретическому освоению: образ влияет на человека, формирует его, задает ему особенности поведения, само- и мировосприятия - тем вернее, что человек, как правило, этого не рефлектирует. Так происходит уже в силу того, что образ просто попадает в поле зрения человека, а особенно, когда человек начинает толковать образы, связывать с ними память о собственном прошлом и важные для себя ценности. В этом смысле в книге особенно интересны две статьи, посвященные фотоальбомам как инструментам собирания и оформления индивидуальной и коллективной памяти: Татьяны Власовой (19) , Павла Романова и Елены Ярской-Смирновой (20) . Но фактически об этом так или иначе заходит речь в каждом из текстов сборника. "Распространение фотографии, - пишет в своей весьма интересной работе Андрей Горных, - знаменует собой появление новой эстетики существования" (21) . Но ведь точно то же самое относится, если вдуматься, ко всем разновидностям образов: окружая нас, они задают нам "эстетику существования" - неотъемлемую, между прочим, и от его этики.
Как своего рода теоретический манифест складывающейся дисциплины можно рассматривать статьи, вошедшие в раздел "Визуальная антропология и визуальные исследования". Елена Мещеркина-Рождественская (22) анализирует сущность "визуального поворота" в современной культуре - вследствие которого эта последняя "востребует совсем иную", чем прежде, "визуальную компетенцию социального актора" (23) - и предлагает в свете этого "методологию прочтения визуально-антропологических данных, деконструкции визуального образа как способа ориентации в мире" (24) , а Альмира Усманова (25) рассуждает о возможностях визуально-антропологического подхода при "реконструкции "мироощущения советского человека" через анализ его репрезентаций в советской визуальной культуре" (26) , в основном в кинематографе - увы, именно рассуждает об этом, а заодно и об особенностях советской жизни, но совсем не демонстрирует предполагаемых возможностей на практике, - между тем именно это было бы самым интересным.
Самостоятельных разделов удостоились фотография и кинематограф как самые известные и, пожалуй, подробнее всего осмысленные типы визуального конструирования реальности. "Фотографичность" как таковая, полагают авторы, вообще гораздо шире "конкретной практики, подразумевающая использование специальной техники": она - "особый модус восприятия", "особый режим взгляда" (27) . Техника всего лишь позволяет взгляду этого типа состояться в полной мере (28) . Собственно, о кинематографичности можно сказать то же самое. Уже давно ясно, что это - социокультурные языки, нуждающиеся в расшифровке; однако эти языки по сию пору не вполне прочитываются даже профессионалами. Так, Людмила Малес (29) пишет о том, что возможности фотографии в социологическом исследовании - хотя фотография и социология возникли давно и почти одновременно - освоены еще далеко не в полной мере, а Альмира Усманова (30) обращает внимание на то, что "теоретики, не занимающиеся собственно кино" (31) - даже социологи! - "не зная о конвенциях и генезисе киноязыка <...> тем не менее думают, что их и знать не надо" и "склонны воспринимать фильмы как "объективные факты", увиденное на экране - как "более или менее реалистическое отражение социальной действительности", а персонажей - всего лишь как "социальные типажи". Эстетика как отдельный язык при этом совершенно выпадает из поля зрения.
Прочие - менее освоенные теоретической мыслью - "визуальные проекции культуры" вынуждены были уместиться в один раздел, объединивший до неожиданного разные предметы исследования. Среди них, правда, почему-то опять оказалась просто задаренная вниманием фотография: работа Дмитрия Попова о "визуальных репрезентациях" отечественной интеллигенции, например, целиком строится на этом материале (32) . Галина Тепер анализирует восприятие врачей в современной культуре тоже в значительной степени на основе фотоизображений (33) , но здесь привлекается и живопись, и реклама как специфическая визуальная практика. Зато Вадим Михайлин (34) предлагает "новый для отечественной традиции угол зрения на ряд феноменов древнегреческой культуры" (35) : подход к пониманию культуры симпосия - дружеского праздничного застолья - со стороны изображений, "визуальных кодов, которые обильно представлены на дошедшей до нас праздничной посуде, бывшей когда-то неотъемлемым атрибутом (и - зеркалом!) симпосия" (36) . По этим изображениям он находит возможным реконструировать "конкретные кодовые системы, обслуживавшие древнегреческое дружеское застолье и служившие <...> его участникам в качестве своеобразных "якорей", позволявших "включать" соответствующие поведенческие практики" (37) . А Андрей Горных (38) предпринимает попытку "рассмотреть социальную реальность общества модерна сквозь призму доминантной эстетической формы этой эпохи - монтажа" (39) . Без фотографии и кино рассуждение, конечно, не обходится; но в рассмотрение вовлекаются и такие типичные для модерна формы "визуального потребления" (40) , как поход по магазинам и бесцельные прогулки по улицам (фланирование). Этот раздел книги, пожалуй, следует признать самым интересным: точки роста и экспансии будущей дисциплины намечаются именно здесь.
В составе раздела "Хрестоматия" представлен обзор зарубежного исследовательского опыта: реферативный перевод статьи "Визуальная антропология", написанной американским визуальным антропологом Джеем Руби для "Энциклопедии культурной антропологии" (41) , излагаются взгляды на визуальность Фредрика Джеймисона (42) и американской же исследовательницы Линды Х. Рагг (43) .
Разнообразные опыты интеллектуального видения, усилия превратить зрение из источника "сырого" материала для ума в полноценный орган мышления, в продолжение осмысляющего интеллекта срастаются на наших глазах в своеобразный синтез. Он еще не вполне устоялся, но черты его уже угадываются. Конечным итогом усилий, видимо, должна стать выработка общих принципов понимания зрительного образа - в какой бы среде, на каком бы носителе он ни возникал - как "определенного способа высказывания, подчиненного исторически сложившимся и культурно обусловленным правилам" (44) . Причем такого, в котором - с антропологической, конечно, точки зрения - "нет "шлака" или "шумов" (45) - "ничего случайного или неопределенного" (46) . Нельзя исключать, что это относится не только к фильмам, о которых говорила А.Усманова, но к любому сформированному культурой образу вообще. В этом смысле общее направление усилий современных визуальных антропологов можно обозначить как все большее выявление и теоретическое освоение по крайней мере трех главных свойств всякого образа: неочевидности, неслучайности и формирующего воздействия на человека.
Примечания:
1. См. также о ее итогах: Романов П. Итоги конференции: Визуальная антропология: новые взгляды на социальную реальность. (http://club.fom.ru/entry.html?entry=2696 )
2. Круткин В., Романов П., Ярская-Смирнова Е. Интеллектуальное поле визуальной антропологии. - С.12.
3. О фестивале см, например: Центр новых информационных технологий МГУ им. М.В.Ломоносова (http://www.cnit.msu.ru/visan/fest3ru.htm ); Важно.Ru (http://www.vazhno.ru/interesting/article/2214/ ); Газета "Московский университет" (http://massmedia.msu.ru/newspaper/newspaper/4183/all/krupnimplanom.htm ).
4. С.8.
5. Там же.
6. С.7.
7. Там же.
8. С.10.
9. С.8.
10. С.10.
11. С.77.
12. С.304-326.
13. С.10.
14. В.Круткин, с.58.
15. С.8.
16. В.Круткин, там же.
17. С.8-9.
18. Е.Мещеркина-Рождественская, с.42.
19. Рассматривание, рассказывание, припоминание: нарративизация содержания семейных альбомов. - С. 123-145.
20. Ландшафты памяти: опыт прочтения фотоальбомов. - С.146-168.
21. С.363.
22. Визуальный поворот: анализ и интерпретация изображений. - С.28-42.
23. С.28.
24. Там же.
25. Советская визуальная культура как объект антропологического исследования. С.18-28.
26. С.24.
27. О.Запорожец, Е.Лавринец. - С.68-69.
28. Недаром редакторы сборника во вступительном слове к нему цитируют американского художника Дэвида Хокни, сказавшего, что "четыре столетия (это с момента изобретения камеры обскуры. - О.Б.) фотография существовала без пленки, а затем началось ее пленочное существование" (с.9).
29. Фотография в социологических дисциплинах. - С.168-182.
30. Научение видению: к вопросу о методологии анализа фильма. - С.183-205.
31. С.184.
32. Российская интеллигенция в фотографиях: виртуальный мир вчера и сегодня. - С. 326-348.
33. Репрезентация образов врачей в отечественной культуре: между традицией и современностью (панегирик белому халату). - С.304-326.
34. Визуальная организация поведенческих практик в древнегреческой пиршественной культуре. - С.280-304.
35. С.281.
36. С.280.
37. С.280-281.
38. Монтаж как историческая форма. - С.348-367.
39. С.348.
40. С.355.
41. Ruby J. Visual Anthropology // Encyclopedia of Cultural Antropology / David Levinson and Melvin Ember (Eds). - New York: Henry Holt and Company, 1996. - http://astro.temple.edu/~ruby/ruby/cultantro.html .
42. С.413-426.
43. С.426-436.
44. А.Усманова, с.188.
45. А.Усманова, с.185.
46. Там же.
Ольга Балла
http://www.russ.ru/culture/krug_chteniya/uvidet_nevidimoe_opyty_intellektual_nogo_zreniya
Визуальная антропология: новые взгляды на социальную реальность. - Сб. науч. ст. / Под ред. Е.Р.Ярской-Смирновой, П.В.Романова, В.Л.Круткина. - Саратов: Научная книга, 2007. - 528 с. - (Библиотека журнала исследований социальной политики).
В июле прошлого года произошло сразу несколько событий, сделавших эту книгу и возможной и даже необходимой. Во-первых, саратовский Центр социальной политики и гендерных исследований (ЦСПГИ) при поддержке Саратовского государственного технического университета, Фонда Форда и Центра социологического образования Института социологии РАН (Москва) провели в Саратове летние курсы по визуальным исследованиям (http://www.ethnonet.ru/ru/news/conferences/05jule_06.html ). Во-вторых, там же состоялась конференция "Визуальная антропология: новые взгляды на социальную реальность" (http://www.ecsocman.edu.ru/db/msg/247316.html ) (1) , организованная тем же ЦСПГИ совместно с кафедрой социальной антропологии и социальной работы СГТУ при поддержке Российского фонда фундаментальных исследований. Она-то и дала сборнику и название, и основную часть вошедших сюда материалов.
2006 год вообще, по словам редакторов сборника, "оказался богатым на события в области визуальной антропологии и визуальных методов в целом" (2) . Кроме саратовских курсов и конференции тем же летом в Вильнюсе - в рамках трехлетнего проекта международного Европейского гуманитарного университета и Вильнюсского университета - состоялись семинар и летняя школа по визуальным культурным исследованиям (http://viscult.ehu.lt/article.php?id=4 ). А осенью того же года в Москве - международный фестиваль (уже третий!) (3) и в его рамках конференция по визуальной антропологии.
Все это - несомненное свидетельство по крайней мере одного: того, что визуальные исследования сегодня явно имеют статус актуальных. И еще - того, что накоплена уже некоторая "критическая масса" опыта работы в этих областях и набранный опыт требует вывести осмысление визуальности на качественно новый уровень.
Результат соответствующих усилий - перед нами.
Результат, конечно, еще очень промежуточный. Стоило бы даже сказать - начальный: возраст визуальной антропологии как направления мысли, по самому большому счету, не так уж велик. Именно как направления мысли, поскольку она - как утверждают редакторы книги - от звания "точной предметной области" (4) , во всяком случае пока, отказывается. Сегодня она готова называться лишь "обобщенным названием совокупности стратегий исследования" (5) - над представленным здесь совместным проектом, например, работали антропологи, философы, социологи, филологи и историки. Воспринимая себя как продолжение "отечественной этнографической традиции" (6) и ставя себе задачей "изучение аудиовизуального наследия мировой и отечественной этнографии, фиксацию современной жизни народов, исследование визуальных форм культур и создание аудиовизуальных архивов" (7) , а главное - выработку адекватных теоретических средств для осмысления всего этого, она, однако, не согласна целиком укладываться в рамки науки и располагает себя "на стыке медиа и власти, между антропологией (наукой) и кинематографом (искусством)" (8) . Впрочем, в сборнике представлены исключительно образчики научной рефлексии, так что, взявшись говорить о визуальной антропологии как о науке, хотя бы и потенциальной, - мы все-таки не слишком ошибемся.
Визуальная антропология сейчас находится, пожалуй, в самой интересной из стадий развития - в стадии активной выработки самой себя. И, как при этом и положено, втягивает в свою орбиту, пробует на анализирующий зуб всевозможный культурный материал, отвечал бы только понятию "визуальная репрезентация". Ею же способно оказаться практически что угодно - не только "кинематограф, фотография, живопись, реклама, медиа" (9) , но и устройство цветочной клумбы (10) , фонарь, телефонная будка (11) , профессиональная одежда врачей (12) - вообще все, что выхватит из мирового целого взгляд, сформированный культурой. "Предметы, вовлеченные в визуальный опыт, а тем более изображения, перестают быть "вещами природы"; более того - "сталкиваясь с ними в плане видения, исследователь начинает иметь дело с планом невидимого" (13) . Именно оно интересует сегодня исследователей в визуальных объектах - этим и отличается новый подход к визуальным объектам от старого доброго их восприятия.
Социология и антропология использовали визуальные образы в изучении "экзотических" и "примитивных" народов еще лет сто назад, и даже "очень широко" (14) , видя в них, однако, не столько самостоятельный источник смыслов, сколько иллюстрации к выраженному в слове. Последнее казалось несравненно более информативным.
Нынешний взгляд (что в условиях экспансии зрительных образов в современной культуре совершенно не удивительно) уже не доверяет изображению так простодушно, как, скажем, еще век назад. Если прежде оно прочитывалось вполне буквально, то сегодняшние исследователи читают у него "между строк" - анализируя его "предысторию и вскрывая подтексты" (15) , исходя из представлений о "культурологической основе видения и конструктивной природе воображения" (16) . Учатся проделывать с ним то же, что уже давно делают со "словесными" текстами. Ловить его на том, в чем оно проговаривается, подмечать, о чем оно умалчивает. Зрительный образ предстает как один из типов социального знания. Он - "контекст культурного производства, социального взаимодействия и индивидуального опыта" (17) - превращается из бесхитростной иллюстрации в сложный симптом, нуждающийся в терпеливой, грамотной и осторожной расшифровке. Тем более, что - как замечает одна из авторов - "визуальное заведомо шире проговариваемого" (18) , а значит, и куда информативнее его.
Насыщенность неявными смыслами - лишь одна сторона образа. Есть и вторая, которая тоже подвергается здесь активному теоретическому освоению: образ влияет на человека, формирует его, задает ему особенности поведения, само- и мировосприятия - тем вернее, что человек, как правило, этого не рефлектирует. Так происходит уже в силу того, что образ просто попадает в поле зрения человека, а особенно, когда человек начинает толковать образы, связывать с ними память о собственном прошлом и важные для себя ценности. В этом смысле в книге особенно интересны две статьи, посвященные фотоальбомам как инструментам собирания и оформления индивидуальной и коллективной памяти: Татьяны Власовой (19) , Павла Романова и Елены Ярской-Смирновой (20) . Но фактически об этом так или иначе заходит речь в каждом из текстов сборника. "Распространение фотографии, - пишет в своей весьма интересной работе Андрей Горных, - знаменует собой появление новой эстетики существования" (21) . Но ведь точно то же самое относится, если вдуматься, ко всем разновидностям образов: окружая нас, они задают нам "эстетику существования" - неотъемлемую, между прочим, и от его этики.
Как своего рода теоретический манифест складывающейся дисциплины можно рассматривать статьи, вошедшие в раздел "Визуальная антропология и визуальные исследования". Елена Мещеркина-Рождественская (22) анализирует сущность "визуального поворота" в современной культуре - вследствие которого эта последняя "востребует совсем иную", чем прежде, "визуальную компетенцию социального актора" (23) - и предлагает в свете этого "методологию прочтения визуально-антропологических данных, деконструкции визуального образа как способа ориентации в мире" (24) , а Альмира Усманова (25) рассуждает о возможностях визуально-антропологического подхода при "реконструкции "мироощущения советского человека" через анализ его репрезентаций в советской визуальной культуре" (26) , в основном в кинематографе - увы, именно рассуждает об этом, а заодно и об особенностях советской жизни, но совсем не демонстрирует предполагаемых возможностей на практике, - между тем именно это было бы самым интересным.
Самостоятельных разделов удостоились фотография и кинематограф как самые известные и, пожалуй, подробнее всего осмысленные типы визуального конструирования реальности. "Фотографичность" как таковая, полагают авторы, вообще гораздо шире "конкретной практики, подразумевающая использование специальной техники": она - "особый модус восприятия", "особый режим взгляда" (27) . Техника всего лишь позволяет взгляду этого типа состояться в полной мере (28) . Собственно, о кинематографичности можно сказать то же самое. Уже давно ясно, что это - социокультурные языки, нуждающиеся в расшифровке; однако эти языки по сию пору не вполне прочитываются даже профессионалами. Так, Людмила Малес (29) пишет о том, что возможности фотографии в социологическом исследовании - хотя фотография и социология возникли давно и почти одновременно - освоены еще далеко не в полной мере, а Альмира Усманова (30) обращает внимание на то, что "теоретики, не занимающиеся собственно кино" (31) - даже социологи! - "не зная о конвенциях и генезисе киноязыка <...> тем не менее думают, что их и знать не надо" и "склонны воспринимать фильмы как "объективные факты", увиденное на экране - как "более или менее реалистическое отражение социальной действительности", а персонажей - всего лишь как "социальные типажи". Эстетика как отдельный язык при этом совершенно выпадает из поля зрения.
Прочие - менее освоенные теоретической мыслью - "визуальные проекции культуры" вынуждены были уместиться в один раздел, объединивший до неожиданного разные предметы исследования. Среди них, правда, почему-то опять оказалась просто задаренная вниманием фотография: работа Дмитрия Попова о "визуальных репрезентациях" отечественной интеллигенции, например, целиком строится на этом материале (32) . Галина Тепер анализирует восприятие врачей в современной культуре тоже в значительной степени на основе фотоизображений (33) , но здесь привлекается и живопись, и реклама как специфическая визуальная практика. Зато Вадим Михайлин (34) предлагает "новый для отечественной традиции угол зрения на ряд феноменов древнегреческой культуры" (35) : подход к пониманию культуры симпосия - дружеского праздничного застолья - со стороны изображений, "визуальных кодов, которые обильно представлены на дошедшей до нас праздничной посуде, бывшей когда-то неотъемлемым атрибутом (и - зеркалом!) симпосия" (36) . По этим изображениям он находит возможным реконструировать "конкретные кодовые системы, обслуживавшие древнегреческое дружеское застолье и служившие <...> его участникам в качестве своеобразных "якорей", позволявших "включать" соответствующие поведенческие практики" (37) . А Андрей Горных (38) предпринимает попытку "рассмотреть социальную реальность общества модерна сквозь призму доминантной эстетической формы этой эпохи - монтажа" (39) . Без фотографии и кино рассуждение, конечно, не обходится; но в рассмотрение вовлекаются и такие типичные для модерна формы "визуального потребления" (40) , как поход по магазинам и бесцельные прогулки по улицам (фланирование). Этот раздел книги, пожалуй, следует признать самым интересным: точки роста и экспансии будущей дисциплины намечаются именно здесь.
В составе раздела "Хрестоматия" представлен обзор зарубежного исследовательского опыта: реферативный перевод статьи "Визуальная антропология", написанной американским визуальным антропологом Джеем Руби для "Энциклопедии культурной антропологии" (41) , излагаются взгляды на визуальность Фредрика Джеймисона (42) и американской же исследовательницы Линды Х. Рагг (43) .
Разнообразные опыты интеллектуального видения, усилия превратить зрение из источника "сырого" материала для ума в полноценный орган мышления, в продолжение осмысляющего интеллекта срастаются на наших глазах в своеобразный синтез. Он еще не вполне устоялся, но черты его уже угадываются. Конечным итогом усилий, видимо, должна стать выработка общих принципов понимания зрительного образа - в какой бы среде, на каком бы носителе он ни возникал - как "определенного способа высказывания, подчиненного исторически сложившимся и культурно обусловленным правилам" (44) . Причем такого, в котором - с антропологической, конечно, точки зрения - "нет "шлака" или "шумов" (45) - "ничего случайного или неопределенного" (46) . Нельзя исключать, что это относится не только к фильмам, о которых говорила А.Усманова, но к любому сформированному культурой образу вообще. В этом смысле общее направление усилий современных визуальных антропологов можно обозначить как все большее выявление и теоретическое освоение по крайней мере трех главных свойств всякого образа: неочевидности, неслучайности и формирующего воздействия на человека.
Примечания:
1. См. также о ее итогах: Романов П. Итоги конференции: Визуальная антропология: новые взгляды на социальную реальность. (http://club.fom.ru/entry.html?entry=2696 )
2. Круткин В., Романов П., Ярская-Смирнова Е. Интеллектуальное поле визуальной антропологии. - С.12.
3. О фестивале см, например: Центр новых информационных технологий МГУ им. М.В.Ломоносова (http://www.cnit.msu.ru/visan/fest3ru.htm ); Важно.Ru (http://www.vazhno.ru/interesting/article/2214/ ); Газета "Московский университет" (http://massmedia.msu.ru/newspaper/newspaper/4183/all/krupnimplanom.htm ).
4. С.8.
5. Там же.
6. С.7.
7. Там же.
8. С.10.
9. С.8.
10. С.10.
11. С.77.
12. С.304-326.
13. С.10.
14. В.Круткин, с.58.
15. С.8.
16. В.Круткин, там же.
17. С.8-9.
18. Е.Мещеркина-Рождественская, с.42.
19. Рассматривание, рассказывание, припоминание: нарративизация содержания семейных альбомов. - С. 123-145.
20. Ландшафты памяти: опыт прочтения фотоальбомов. - С.146-168.
21. С.363.
22. Визуальный поворот: анализ и интерпретация изображений. - С.28-42.
23. С.28.
24. Там же.
25. Советская визуальная культура как объект антропологического исследования. С.18-28.
26. С.24.
27. О.Запорожец, Е.Лавринец. - С.68-69.
28. Недаром редакторы сборника во вступительном слове к нему цитируют американского художника Дэвида Хокни, сказавшего, что "четыре столетия (это с момента изобретения камеры обскуры. - О.Б.) фотография существовала без пленки, а затем началось ее пленочное существование" (с.9).
29. Фотография в социологических дисциплинах. - С.168-182.
30. Научение видению: к вопросу о методологии анализа фильма. - С.183-205.
31. С.184.
32. Российская интеллигенция в фотографиях: виртуальный мир вчера и сегодня. - С. 326-348.
33. Репрезентация образов врачей в отечественной культуре: между традицией и современностью (панегирик белому халату). - С.304-326.
34. Визуальная организация поведенческих практик в древнегреческой пиршественной культуре. - С.280-304.
35. С.281.
36. С.280.
37. С.280-281.
38. Монтаж как историческая форма. - С.348-367.
39. С.348.
40. С.355.
41. Ruby J. Visual Anthropology // Encyclopedia of Cultural Antropology / David Levinson and Melvin Ember (Eds). - New York: Henry Holt and Company, 1996. - http://astro.temple.edu/~ruby/ruby/cultantro.html .
42. С.413-426.
43. С.426-436.
44. А.Усманова, с.188.
45. А.Усманова, с.185.
46. Там же.
